Неточные совпадения
И он представлял себе Вронского, счастливого, доброго, умного и
спокойного, никогда, наверное, не бывавшего в том ужасном положении, в котором он был нынче
вечером.
Эти два обстоятельства значительно повысили фонды Агриппины Филипьевны, и она могла со
спокойной совестью устраивать по четвергам свои элегантные soirees, [
вечера (фр).] на которых безусловно господствовал французский язык, обсуждалась каждая выдающаяся новость и испытывали свои силы всякие заезжие артисты и артистки.
Он боялся, что когда придет к Лопуховым после ученого разговора с своим другом, то несколько опростоволосится: или покраснеет от волнения, когда в первый раз взглянет на Веру Павловну, или слишком заметно будет избегать смотреть на нее, или что-нибудь такое; нет, он остался и имел полное право остаться доволен собою за минуту встречи с ней: приятная дружеская улыбка человека, который рад, что возвращается к старым приятелям, от которых должен был оторваться на несколько времени,
спокойный взгляд, бойкий и беззаботный разговор человека, не имеющего на душе никаких мыслей, кроме тех, которые беспечно говорит он, — если бы вы были самая злая сплетница и смотрели на него с величайшим желанием найти что-нибудь не так, вы все-таки не увидели бы в нем ничего другого, кроме как человека, который очень рад, что может, от нечего делать, приятно убить
вечер в обществе хороших знакомых.
Она осталась печальной и озабоченной до самого
вечера. Что-то происходило в ней, чего я не понимал. Ее взор часто останавливался на мне; сердце мое тихо сжималось под этим загадочным взором. Она казалась
спокойною — а мне, глядя на нее, все хотелось сказать ей, чтобы она не волновалась. Я любовался ею, я находил трогательную прелесть в ее побледневших чертах, в ее нерешительных, замедленных движениях — а ей почему-то воображалось, что я не в духе.
Единодушный взмах десятка и более блестящих кос; шум падающей стройными рядами травы; изредка заливающиеся песни жниц, то веселые, как встреча гостей, то заунывные, как разлука;
спокойный, чистый
вечер, и что за
вечер! как волен и свеж воздух! как тогда оживлено все: степь краснеет, синеет и горит цветами; перепелы, дрофы, чайки, кузнечики, тысячи насекомых, и от них свист, жужжание, треск, крик и вдруг стройный хор; и все не молчит ни на минуту.
В один из карточных
вечеров у отца об этом случае заговорили чиновники. Все сочувствовали и немного удивлялись Долгоногову. Одни думали, что ему не сдобровать, другие догадывались, что, должно быть, у этого Долгоногова есть «сильная рука» в Петербурге. Отец с обычной
спокойной категоричностью сказал...
А в прорехе появлялись новые звезды и опять проплывали, точно по синему пруду… Я вспомнил звездную ночь, когда я просил себе крыльев… Вспомнил также
спокойную веру отца… Мой мир в этот
вечер все-таки остался на своих устоях, но теперешнее мое звездное небо было уже не то, что в тот
вечер. Воображение охватывало его теперь иначе. А воображение и творит, и подтачивает веру часто гораздо сильнее, чем логика…
В связи с описанной сценой мне вспоминается
вечер, когда я сидел на нашем крыльце, глядел на небо и «думал без слов» обо всем происходящем… Мыслей словами, обобщений, ясных выводов не было… «Щось буде» развертывалось в душе вереницей образов… Разбитая «фигура»… мужики Коляновской, мужики Дешерта… его бессильное бешенство…
спокойная уверенность отца. Все это в конце концов по странной логике образов слилось в одно сильное ощущение, до того определенное и ясное, что и до сих пор еще оно стоит в моей памяти.
Организм у Стабровского был замечательно крепкий, и он быстро оправился. Всякое выздоровление, хотя и относительное, обновляет человека, и Стабровский чувствовал себя необыкновенно хорошо. Именно этим моментом и воспользовалась Дидя. Она как-то
вечером читала ему, а потом положила книгу на колени и проговорила своим
спокойным тоном, иногда возмущавшим его...
Варвара Ивановна уехала совершенно
спокойная. Перед
вечером она пожаловалась на головную боль, попросила сына быть дома и затем ушла к себе в спальню.
Недели две продолжалась в доме беспрестанная стукотня от столяров и плотников, не было угла
спокойного, а как погода стояла прекрасная, то мы с сестрицей с утра до
вечера гуляли по двору, и по саду, и по березовой роще, в которой уже поселились грачи и которая потом была прозвана «Грачовой рощей».
Но проходила ночь, медленно и противно влачился день, наступал
вечер, и его опять неудержимо тянуло в этот чистый, светлый дом, в уютные комнаты, к этим
спокойным и веселым людям и, главное, к сладостному обаянию женской красоты, ласки и кокетства.
Чувство ожидаемого счастья так овладело моим героем, что он не в состоянии был спокойно досидеть
вечер у генеральши и раскланялся. Быстро шагая, пошел он по деревянному тротуару и принялся даже с несвойственною ему веселостью насвистывать какой-то марш, а потом с попавшимся навстречу Румянцовым раскланялся так радушно, что привел того в восторг и в недоумение. Прошел он прямо к Годневым, которых застал за ужином, и как ни старался принять
спокойный и равнодушный вид, на лице его было написано удовольствие.
Вечером, когда Годунов оставил Серебряного в опочивальне и удалился, пожелав ему
спокойного сна, Михеич дал полную волю своей радости.
Я стал усердно искать книг, находил их и почти каждый
вечер читал. Это были хорошие
вечера; в мастерской тихо, как ночью, над столами висят стеклянные шары — белые, холодные звезды, их лучи освещают лохматые и лысые головы, приникшие к столам; я вижу
спокойные, задумчивые лица, иногда раздается возглас похвалы автору книги или герою. Люди внимательны и кротки не похоже на себя; я очень люблю их в эти часы, и они тоже относятся ко мне хорошо; я чувствовал себя на месте.
Потом приснилось ей озеро и жаркий летний
вечер, под тяжко надвигающимися грозовыми тучами, — и она лежит на берегу, нагая, с золотым гладким венцом на лбу. Пахло теплою застоявшею водою и тиною, и изнывающею от зноя травою, — а по воде, темной и зловеще
спокойной, плыл белый лебедь, сильный, царственно-величавый. Он шумно бил по воде крыльями и, громко шипя, приблизился, обнял ее, — стало темно и жутко…
К
вечеру мысль о женитьбе совершенно пленила его, он рисовал себе одну за другой картины будущей жизни и всё с большей радостью думал, что вот, наконец, нашёл себе давно желанное место в жизни — прочное и
спокойное.
Было ли это предчувствие, что
вечером воспоминания оживут, или тем
спокойным прибоем, который напоминает человеку, достигшему берега, о бездонных пространствах, когда он еще не знал, какой берег скрыт за молчанием горизонта, — сказать может лишь нелюбовь к своей жизни, — равнодушное психическое исследование.
Как-то
вечером, когда Лунёв уже собирался запирать магазин, явился Павел и, не здороваясь,
спокойным голосом сказал...
Полный
спокойной радости, он стоял с утра до
вечера за прилавком своего магазина и любовался им.
Он присматривался к странной жизни дома и не понимал её, — от подвалов до крыши дом был тесно набит людьми, и каждый день с утра до
вечера они возились в нём, точно раки в корзине. Работали здесь больше, чем в деревне, и злились крепче, острее. Жили беспокойно, шумно, торопливо — порою казалось, что люди хотят скорее кончить всю работу, — они ждут праздника, желают встретить его свободными, чисто вымытые, мирно, со
спокойной радостью. Сердце мальчика замирало, в нём тихо бился вопрос...
Анна Михайловна вернулась домой довольно
спокойной — даже она сама не могла надивиться своему спокойствию. Она хлопотала в магазине, распоряжалась работами, обедала вместе с m-lle Alexandrine, и только к
вечеру, когда начало темнеть, ей стало скучнее. Она вошла в комнату Даши — пусто, вошла к Долинскому — тоже пусто. Присела на его кресле, и невыносимая тоска, словно как нежнейший друг, так и обняла ее из-за мягкой спинки. В глазах у Анны Михайловны затуманилось и зарябило.
Этим взрывом княгиня облегчила свою обиду и весь остальной день просидела в гораздо более
спокойном состоянии, а
вечером в доме произошла история, которая ее даже заставила рассмеяться: дело в том, что Gigot имел неосторожность рассказать о своем проступке Рогожину, а тот начал делать ему внушения, окончившиеся тем, что они подрались.
Вечер был темный и прохладный, но
спокойный.
«Трое суток он тосковал и горько плакал; в четвертые был уже
спокойнее, провел
вечер У друга своего Лефорта с компаниею; в следующий день — тоже, и принялся за дела».
Вечер был тихий и темный, с большими
спокойными звездами на небе и в спящей воде залива. Вдоль набережной зажигалась желтыми точками цепь фонарей. Закрывались светлые четырехугольники магазинов. Легкими черными силуэтами медленно двигались по улицам и по тротуару люди…
Прошло несколько месяцев с того
вечера. Лучков ни разу не был у Перекатовых. Зато Кистер посещал их довольно часто. Ненила Макарьевна его полюбила, но не она привлекала Федора Федоровича, Маша ему нравилась. Как человек неопытный и невыболтавшийся, он находил большое удовольствие в обмене чувств и мыслей и добродушно верил в возможность возвышенной и
спокойной дружбы между молодым человеком и молодой девушкой.
Уже среди шумных воинских приготовлений день склонялся к
вечеру — и юная Ксения, сидя под окном своего девического терема, с любопытством смотрела на движения народные: они казались чуждыми ее
спокойному, кроткому сердцу!..
Сначала в карауле все шло хорошо: посты распределены, люди расставлены, и все обстояло в совершенном порядке. Государь Николай Павлович был здоров, ездил
вечером кататься, возвратился домой и лег в постель. Уснул и дворец. Наступила самая
спокойная ночь. В кордегардии тишина. Капитан Миллер приколол булавками свой белый носовой платок к высокой и всегда традиционно засаленной сафьянной спинке офицерского кресла и сел коротать время за книгой.
но
спокойный наружно.
Говорит кому-то: //"Ведь теперь тебе ничего?
Не страшно?
Да?!"// Послушайте!
Ведь, если звезды
зажигают —
значит — это кому-нибудь нужно?
Значит — это необходимо,
чтобы каждый
вечернад крышами
загоралась хоть одна звезда?!
— Не беспокойтесь о нем. Я его беру себе… Буду холить и баловать его… Увезу к себе домой сейчас же… — говорила она приюткам. — А вы, m-lle, — обратилась она к Павле Артемьевне, остолбеневшей от неожиданности, — распорядитесь отправить меня домой с кем-нибудь, я раздумала оставаться здесь до
вечера, — и, кивнув головкой всем теснившимся в стороне и пораженным изумлением приюткам, удалилась своей
спокойной походкой взрослой маленькой девушки, унося высовывающего из муфты мордочку Мурку с собой.
День клонился к
вечеру. Солнце только что скрылось за горами и посылало кверху свои золотисто-розовые лучи. На небе в самом зените серебрились мелкие барашковые облака. В
спокойной воде отражались лесистые берега. Внизу у ручейка белели две палатки, и около них горел костер. Опаловый дым тонкой струйкой поднимался кверху и незаметно таял в чистом и прохладном воздухе.
Какое у Варвары Васильевны было сейчас
спокойное, веселое лицо… Да уж не сон ли то, что он слышал от нее вчера, в этот страшный
вечер? И всегда она такая, как теперь, — ровная,
спокойная, как будто вся на туго натянутых вожжах. Токареву становилось страшно — страшно от глубины и безбоязненности той тайной драмы, которую так невидно переживала в душе Варвара Васильевна…
Наши все уже в сборе, кроме Ксении и Лели, которые в этот
вечер поехали в оперу. В ложе, где полагается быть всего шестерым, нас набирается девятеро, и мы жужжим, как пчелы. Из соседних лож подозрительно поглядывают на нас, потому что Боб Денисов при помощи бинокля, взятого им у Оли, показывает удивительные фокусы. Он глотает бинокль и потом неожиданно находит его за обшлагом Феди Крымова, и все это со своей абсолютно
спокойной физиономией факира.
К
вечеру я всегда
спокойнее рассуждаю. У меня все точно осаживается в голове и на сердце. Вот хоть бы и насчет Степы. Сдается мне, что он прав. Ведь если мы ограничимся только одной проповедью, а не отыщем практических средств, каждая такая Марья Васильевна будет полезнее нас.
Он явился на другое утро после описанного нами
вечера у Доротеи Вахер, и князь, несмотря на то, что сохранил накануне все свое невозмутимое хладнокровие и казался
спокойным, проснувшись, был далеко не в розовом настроении духа.
Но счастливее всех был сам король. Он был убежден, что сделал все, что нужно для блага народа, и со
спокойным сердцем укладывался спать в этот
вечер в свою роскошную королевскую постель.
— Вы не пойдете беспокоить вашу маму, —
спокойным голосом возразила ей Даша, — потому что, если вам будет разрешено присутствовать на
вечерах во время учебных занятий, то я ни минуты не останусь в вашем доме. Поняли вы меня?
До позднего
вечера просидел он у невесты и уехал совершенно довольный и
спокойный.
Конечно, он не посмотрел бы на это и решился бы все-таки исполнить задуманное, если бы к
вечеру не усилился ветер и не взволновал бы до тех пор
спокойное море.
Речи начались только в одиннадцатом часу
вечера Прокурор, пожилой сутуловатый человек, с умным, но мало выразительным лицом, с тихой,
спокойной и красивой речью, был грозен и неумолим, как сама логика, — эта логика, лживее которой нет ничего на свете, когда ею меряют человеческую душу.
— Как можно быть здоровой… когда нравственно страдаешь? Разве можно, имея чувство, оставаться
спокойною в наше время? — сказала Анна Павловна. — Вы весь
вечер у меня, надеюсь?
В первый же
вечер своего пребывания Росоловский, сидя за чаем у Мигурских, стал, естественно, рассказывать своим медленным,
спокойным басом про то дело, за которое он так жестоко пострадал. Дело состояло в том, что Сироцинский организовал по всей Сибири тайное общество, цель которого состояла в том, чтобы с помощью поляков, зачисленных в казачьи и линейные полки, взбунтовать солдат и каторжных, поднять поселенцев, захватить в Омске артиллерию и всех освободить.